Таким может быть карман ,желудок ,комната ,портфель ,человек ,разговор ,слух ,затея ,дело ,руки

темная вода, или, может быть, картины потускнели от времени, но на них ничего нельзя было разобрать"

А может быть, совсем недавно.
Ты, опираясь на окно,
Ждала меня, как Ярославна.
А я, как Игорь, что в полон
Был взят ордою половецкой,
Томился, звал,- и Аполлон
Манил меня улыбкой детской.
Не мог препятствия кандал
Я сбросить, пылу чувств в угоду,
И я страдал, и я рыдал,
Моля судьбу вернуть свободу.
Мне улыбнулся как-то день,-
И я бежал к тебе бесславно.
Ты шла по саду, точно тень,
Грустна, верна, как Ярославна.
Была задумчивая ночь
Погружена в свои загадки...
Ты шла спокойно, без оглядки,
Я - за тобой, но вскоре - прочь:
Раз не почувствовала ты
Своей душой, чутьем прихода
Того, кто близок,- что мечты!
Что упоенье! Что свобода!..
И я ушел... В душе темно...
А ты все ждешь, как Ярославна...
То было, может быть, давно,
Но может быть, совсем недавно.

“целый день играет, молчит, когда его бранят”. Нам показан мелкий чиновник, старающийся угодить “всем людям без изъятья”, проводящий свое время со старичками для того, чтобы его заметили и отличили, молчаливый и покорный со своим начальником, робкий и покорный с Софьей, которая его любит, дерзкий и нахальный с горничной; человек, умеющий подладиться под другого, приноровиться к обстоятельствам. Он услужлив, “в нем Загорецкий не умрет”. Он может вовремя успокоить рассерженную даму, предложив ей партию в карты; как говорит про него Чацкий: “Там моську вовремя погладит, тут впору карточку вотрет!”
Однако цель жизни Молчалина вовсе не в угождении всем людям. Это всего лишь средство для достижения главной цели. Он хочет быть знатным, богатым, принятым в “высшем свете”, он любит легкую, веселую жизнь, жизнь без забот и тревог. Он считает, что все должны стремиться к той же цели, потому без сомнений предлагает Чацкому: “Ну,, право, что бы вам в Москве у нас служить? И награжденья брать, и весело пожить? ” И очень удивлен ответом Чацкого на его предложение. Он вовсе “не видит преступленья” в том, на что так яростно обрушивается Чацкий. Молчалин берет пример с людей, которые, благодаря своему умению приспосабливаться, долго держатся на своих местах. О них он говорит с благоговейным почтением и восторгом: “Вот сам Фома Фомич, знаком он вам?.. При трех министрах был начальник отделенья”... Если же кто-либо обладает обширными родственными связями, если среди его родственников много людей, признанных в обществе “людьми с весом”, то таких он просто боготворит. Например, Татьяна Юрьевна. Как он говорит о ней! Вот его слова: “Татьяна Юрьевна!!! Известная, — притом чиновные и должностные ей все друзья и все родные”. Интересы Молчалина ограничены тем, чтобы набить себе желудок и мошну, ничего не делая, иметь высокий пост, ездить на балы и праздники. Он уважает людей не за их ум, честность, знания, душу, а за друзей, занимающих высокий пост и, следовательно, могущих быть полезными, за то, что они богаты, имеют теплое местечко, дают богатые балы. К Молчалину можно применить фразу, сказанную Львом Толстым в романе “Война и мир”: “Для лакея нет великого человека, у лакея свое понятие о величии”. Такие люди, как Молчалин, обычно достигают того, к чему стремятся. Они оказываются в милости при дворе и приняты в высшем свете. Как дядя Фамусова, который падал для увеселения “их величества”. “Зато, бывало, в вист кто чаще приглашен? Кто слышит при дворе приветливое слово? Максим Петрович! Шутка! В чины выводит кто и пенсии дает? Максим-Петрович”.
Да, Молчалины достигали и достигают многого. Почему же Чацкий не захотел стать таким же, как все? Таким же Молчалиным? Везде хорошо принятым, обласканным “высшим светом”? Ведь он имел гораздо больше шансов и возможностей успеть при дворе, чем Молчалин. Но Чацкий признавал “служенье делу, а не лицам”. Он умел глубоко чувствовать, любить, он мыслил, мечтал (не о приглашении на бал к Татьяне Юрьевне!). Молчалину ничего из этого дано не было. Чацкий понимал, что Молчалин — бедный человек. Он обокрал сам себя, все свои помыслы, чувства, желания направив на достижение материального благополучия. Он и любить не может. Он барышню любит по должности, горничную — от скуки. Человек, который не знает и не хочет знать никакой другой жизни, кроме светских развлечений, — несчастный человек. Зная все это, Чацкий не мог стать Молчалиным. Он любил дело и любил веселье, но делал то и другое хорошо и никогда не смешивал эти вещи. Вот его ответ на предложение Молчалина о службе в Москве: “Когда в делах — я от веселий прячусь, когда дурачиться — дурачусь, а смешивать два эти ремесла есть тьма искусников, я не из их числа”.
И все-таки Молчалины могут быть счастливы. Запросы их настолько малы, что они вполне удовлетворяются материальной стороной жизни. Им, может быть, не доступны высокие идеалы и радости Чацкого, но они их и не требуют. Это бедные люди, обокравшие сами себя, но они этого не сознают, они об этом просто не думают и поэтому счастливы. Они несчастны с точки зрения Чацкого, который не смог бы жить, как они, но они счастливы, потому что нельзя быть несчастным оттого, что нечто тебе недоступно, если ты об этом “нечто” даже не подозреваешь. И хотя счастье их мелочно, они счастливы, потому что им не надо большего.
Но люди, которые мыслят и чувствуют, не должны да и не могут быть счастливы таким счастьем. Эти люди стремятся к высоким идеалам и целям, живут мечтой и осуществляют мечту. Счастье их — в деле, в идее, в мечте. И именно они наполняют жизнь всех людей высоким смыслом и светом.

гудит, шатаясь под вьюгой. Никто не спит. Дети проснулись, но лежат молча, широко раскрывши глаза в темноту. Прислушиваются, вздыхают… Откуда-то издалека, из тьмы и бури, доносится длинный жалобный крик. Прозвучал и замолк… И еще раз… И еще… — Точно зовет кто-то, - тревожно шепчет мужчина. Никто ему не отвечает. — Вот опять… Слышишь?.. Как будто человек… — Спи, - сурово говорит женщина. - Это ветер. — Страшно ночью в лесу… — Это только ветер. Ты разбудишь ребенка… Но дитя вдруг подымает голову. — Я слышу, я слышу. Он кричит: "Спасите!" И правда: яростный ураган стихает на одно мгновенье, и тогда совсем ясно, близко, точно под окном, раздается протяжный, отчаянный вопль: — Спа-си-те! — Мама! Может быть, на него напали разбойники?.. Может быть… — Не болтай глупостей, - сердито прерывает мать. - Это голодный волк воет в лесу. Вот он тебя съест, если не будешь спать. — Спасите! — Жалко живую душу, - говорит муж. - Если бы не испортилось мое ружье, я пошел бы… — Лежи, дурак… Не наше дело… В темноте шлепают туфли… Старческий кашель… Пришел из соседней комнаты дедушка. Он брюзжит злобно: — Что вы тут бормочете? Спать не даете никому. Какой такой человек в лесу? Кто в эту погоду по лесам ходит? Все дома сидят. И вы сидите тихо и благодарите Бога, что заборы у нас высокие, запоры на воротах крепкие и во дворе злые собаки… А ты взяла бы лучше к себе дитя да сказкой бы его заняла. Это голос черствого благоразумия. Мать переносит в свою постель ребенка, и в тишине звучат слова монотонной, старой успокоительной сказки: — Много лет тому назад стоял среди моря остров, и на этом острове жили большие, сильные и гордые люди. Все у них было самое дорогое и лучшее, и жизнь их была разумна и спокойна. Соседи их боялись, уважали и ненавидели, потому что они сами никого не боялись, всех презирали, а уважали только самих себя. В жилах их текла не простая кровь, а голубая-голубая… — Спа-си-те! Молчание…